ЗА СТЕРИЛЬНЫМ белым столом в комнате без окон меня знакомят с женщиной лет сорока. У нее квадратная челюсть и светлые волосы, откинутые с лица голубой косынкой. “Девочки зовут меня Мармелад”, – говорит она, предлагая мне использовать ее тюремное прозвище. Ранним утром в среду Мармелад находится здесь, в финской тюрьме, чтобы продемонстрировать новый вид тюремного труда.
На столе нет ничего, кроме маленькой пластиковой бутылки с водой и ноутбука HP. Во время трехчасовой смены, за которую ей платят 1,54 евро (1,67 долл. США) в час, ноутбук запрограммирован таким образом, чтобы показывать Мармелад короткие фрагменты текста о недвижимости, а затем задавать ей вопросы “да” или “нет” о том, что она только что прочитала. Один из вопросов гласит: “относится ли предыдущий абзац к решению о продаже недвижимости, а не к заявлению?”.
“Это немного скучно”, – пожимает плечами Мармелад. Она также не совсем уверена в цели этого упражнения. Может быть, она помогает создать чат-бот для обслуживания клиентов, размышляет она.
На самом деле она обучает большую языковую модель, принадлежащую финской компании Metroc, которая создала поисковую систему, призванную помочь строительным компаниям находить новые утвержденные проекты. Для этого Metroc нужны специалисты по маркировке данных, которые помогут ее модели понимать подсказки из новостных статей и документов муниципалитета о предстоящих строительных проектах. ИИ должен уметь отличать, например, проект больницы, уже заказавший архитектора или монтажника окон, от проектов, которые еще только набирают сотрудников.
Во всем мире миллионы так называемых “кликеров” занимаются подготовкой моделей искусственного интеллекта, обучая машины отличать пешеходов от пальм или определять, какая комбинация слов описывает насилие или сексуальное насилие. Обычно эти работники работают на глобальном юге, где заработная плата дешевая. Например, OpenAI пользуется услугами аутсорсинговой компании, которая нанимает кликеров в Кении, Уганде и Индии. Такая схема подходит для американских компаний, работающих на самом распространенном в мире языке – английском. Но на глобальном юге не так много людей, говорящих на финском языке.
Поэтому Metroc обратилась к труду заключенных. Компания получает дешевых работников, говорящих на финском языке, а тюремная система может предложить заключенным работу, которая, по ее словам, подготовит их к работе в цифровом мире после освобождения. Использование заключенных для обучения искусственному интеллекту создает непростые параллели с низкооплачиваемым и порой эксплуататорским трудом, который часто существовал в технологиях. Однако в Финляндии проект получил широкую поддержку.
“Есть глобальное представление о том, что такое труд в сфере данных. А вот то, что происходит в Финляндии, при ближайшем рассмотрении оказывается совсем иным”, – говорит Туукка Лехтиниеми, исследователь из Университета Хельсинки, изучавший труд в сфере данных в финских тюрьмах.
Уже четыре месяца Мармелад живет здесь, в тюрьме Хямеенлинна. Здание тюрьмы современное, с большими окнами. Красочные картины пытаются создать ощущение жизнерадостности в пустых коридорах. Если бы не тяжелые серые двери, закрывающие все входы и выходы, эти помещения вполне могли бы принадлежать какой-нибудь бездушной школе или университетскому комплексу.
Финляндия, возможно, славится своими открытыми тюрьмами, где заключенные могут работать или учиться в близлежащих городах, но это не одна из них. Вместо этого Хямеенлинна является самым строгим учреждением в стране, где содержатся исключительно женщины. Мармелад была приговорена к шести годам лишения свободы. В соответствии с правилами конфиденциальности, установленными в тюрьме, WIRED не может опубликовать настоящее имя Мармалады, ее возраст или любую другую информацию, которая может быть использована для ее идентификации. Но в стране, где заключенные, отбывающие пожизненное заключение, могут подать прошение об освобождении через 12 лет, шесть лет – это тяжелый приговор. И ей, как и другим 100 заключенным, живущим здесь, запрещено покидать тюрьму.
Внешний вид тюрьмы Хямеенлинна
Когда Мармелад только прибыла в тюрьму, она наблюдала, как другие женщины каждое утро вставали и шли на работу: они могли добровольно убирать, стирать или шить себе одежду. За шестичасовую смену они получали примерно 6 евро (6,50 долл. США). Но Мармелад не выдержала. “Я бы нашла это очень утомительным”, – говорит она. Вместо этого она проводила долгие часы в своей камере. Когда тюремный консультант предложил ей попробовать “работу в искусственном интеллекте”, короткие трехчасовые смены пришлись ей по душе, да и деньги были лучше, чем ничего. “Пусть это немного, но все же лучше, чем сидеть в камере”, – говорит она”. Пока она отработала только три смены, но уже чувствует удовлетворение.
Это одна из трех финских тюрем, где заключенные могут добровольно зарабатывать деньги, работая с данными. В каждой из них установлено по три ноутбука, чтобы заключенные могли участвовать в этой работе с искусственным интеллектом. Цели не ставятся. Заключенные получают почасовую оплату, а не за скорость или качество работы. В Хямеенлинне около 20 заключенных уже опробовали эту систему, говорит Минна Инкинен, инструктор по работе в тюрьме, с подстриженными рыжими волосами, которая сидит рядом с Мармеладом во время нашей беседы. “Некоторым это определенно нравится больше, чем другим”. Когда я приезжаю в тюрьму в среду утром, в швейном цехе уже многолюдно. Заключенные сгрудились над швейными машинками или парами совещаются над кучами ткани. Но небольшая комната, где проходит работа над ИИ, до прихода Мармелада совершенно пуста. По словам Инкинена, всего трое заключенных регулярно участвуют в сменах по искусственному интеллекту, а двое других в настоящее время находятся в суде. “Я бы предпочла делать это в группе”, – говорит Мармелад, добавляя, что держит дверь открытой, чтобы иметь возможность пообщаться с теми, кто шьет по соседству, в перерывах между ответами на вопросы.
Эти вопросы были написаны вручную в офисе, расположенном в 100 километрах к югу от тюрьмы, в элегантном хельсинкском помещении для совместной работы. Здесь я встречаюсь с высоким и бойким основателем и генеральным директором компании Metroc Юсси Вирнала. Он ведет меня в душную телефонную будку, мимо ряда крытых качелей, бильярдного стола и ряда мужчин в костюмах. У нас сегодня интересная неделя, – с ухмылкой объясняет он. Компания только что объявила о раунде финансирования в размере 2 млн. евро (2,1 млн. долл. США), который он планирует использовать для расширения деятельности по всей Северной Европе. По его словам, инвесторы, с которыми он общался, были заинтригованы связью компании с финскими тюрьмами. “Все были просто заинтересованы и взволнованы тем, что это инновационный способ”, – говорит Вирнала. “Я думаю, что это очень ценный продукт”.
Идея обратиться за рабочей силой в тюрьмы принадлежала Вирнале. Компании нужны были носители финского языка, чтобы помочь улучшить понимание специфического строительного языка в своей большой языковой модели. Но в такой высокооплачиваемой экономике, как финская, найти таких работников было непросто. Щедрые пособия по безработице в финской системе социального обеспечения не стимулируют финнов подписываться на низкооплачиваемые платформы кликовой работы, такие как Amazon’s Mechanical Turk. “В Mechanical Turk было не так много финноязычных работников”, – говорит Вирнала. В то же время, добавляет он, инструменты автоматического перевода до сих пор плохо справляются с финским языком, носителями которого являются всего 5 млн. человек.
Когда Вирнала предложил свою идею Пиа Пуолакка, руководителю проекта “Умная тюрьма” в финском агентстве по делам тюрем и пробации, она, по ее словам, сразу же заинтересовалась. До пандемии другая финская технологическая компания Vainu использовала заключенных для работы с данными. Но после того, как разногласия между соучредителями привели к уходу из компании Туомаса Расилы, отвечавшего за проект, Vainu резко свернула свою деятельность.
К тому времени, когда в 2022 году Вирнала обратился к ней со своим предложением, Пуолакка была полна желания возобновить работу над ИИ. Ее задача состоит в том, чтобы попытаться сделать отношения между финскими тюрьмами и Интернетом более похожими на все более цифровой внешний мир. До сих пор она устанавливала ноутбуки в отдельных камерах, чтобы заключенные могли просматривать ограниченный список сайтов и запрашивать разрешение на видеозвонки. Она считает работу с данными еще одной частью этой миссии.
Цель не в том, чтобы заменить традиционный труд заключенных, такой как изготовление дорожных знаков или садоводство. Речь идет о том, чтобы дать заключенным больше разнообразия. Работа по маркировке данных может выполняться только в трехчасовую смену. “Это может быть утомительно, если заниматься этим по восемь часов в день”, – говорит она, добавляя, что было бы неплохо, если бы заключенные занимались маркировкой данных наряду с другими видами тюремного труда. “Если мы хотим подготовить заключенных к жизни вне тюрьмы, к жизни без преступлений, то такие навыки могут быть не менее важны, чем традиционные виды работ в тюрьмах”, – говорит она.
Однако насколько маркировка данных предлагает заключенным навыки, которые могут быть перенесены на работу после тюрьмы, остается неясным. Туомас Расила, теперь уже бывший соучредитель компании Vainu, который в течение года руководил ее тюремным проектом, признает, что у него нет никаких доказательств этого; по его словам, проект не был достаточно продолжительным, чтобы собирать такие данные. “Я думаю, что идея обучения людей, которые могут чувствовать себя вне общества, самым высокотехнологичным аспектам современного общества – это идея, расширяющая их возможности”.
Однако другие считают эту новую форму тюремного труда частью проблематичной погони за дешевой рабочей силой, лежащей в основе революции ИИ. “Повествование о том, что мы движемся к полностью автоматизированному обществу, более удобному и эффективному, как правило, затушевывает тот факт, что многие из этих систем управляются людьми”, – говорит Амос Тох, старший научный сотрудник Human Rights Watch, занимающийся вопросами искусственного интеллекта.
По мнению Тоха, ускоряющийся поиск так называемых “клик-работников” породил тенденцию, когда компании все чаще обращаются к группам людей, у которых мало других вариантов: беженцам, населению стран, охваченных экономическим кризисом, а теперь и к заключенным.
“Эта динамика нам хорошо знакома”, – говорит Тох. “То, что мы наблюдаем здесь, является частью более широкого явления, когда труд, лежащий в основе создания технологий, передается на аутсорсинг работникам, которые трудятся в потенциально эксплуатационных условиях”.
Тох также скептически относится к тому, что труд, связанный с данными, может помочь заключенным в развитии цифровых навыков. “Существует множество способов, с помощью которых люди, находящиеся в тюрьме, могут продвинуться по службе, например, получить сертификаты или принять участие в продвинутом образовании”, – говорит он. “Но я скептически отношусь к тому, что работа по маркировке данных для компании за один евро в час приведет к значимому продвижению”. Тюрьма Хямеенлинна предлагает заключенным онлайн-курсы по искусственному интеллекту, но Мармелад сидит с пустым лицом, когда сотрудники пытаются объяснить ему его преимущества.
К моменту встречи с Лехтиниеми, исследователем из Хельсинкского университета, я испытываю сомнения по поводу достоинств тюремного проекта. Поездка прямо из тюрьмы, где женщины работали за 1,54 евро в час, в офис Metroc, где компания праздновала получение 20 млн. евро. В кафе, расположенном напротив величественного купольного собора Хельсинки, Лехтиниеми терпеливо выслушивает, как я описываю это ощущение.
Однако беседы Лехтиниеми с заключенными дали ему иное мнение – в целом он положительно оценивает проект. Отвечая на мой вопрос о неравенстве в оплате труда, он утверждает, что это не обычная рабочая сила в обычном обществе. Эти люди находятся в тюрьме. “Сравнивать деньги, которые я получаю как исследователь, и деньги, которые получает заключенный за свой труд в тюрьме, не имеет смысла”, – говорит он. “Единственный негативный момент, который я слышал, – это то, что такой работы недостаточно. Только несколько человек могут ее выполнять”, – говорит он, имея в виду ограничение в три ноутбука на тюрьму.
“Когда мы думаем о работе с данными, мы, как правило, думаем о Mechanical Turk, о людях на глобальном юге или в сельской местности США”, – говорит он. Но для него это отдельная местная версия работы с данными, в которой есть изюминка, приносящая пользу обществу. Это дает заключенным возможность выполнять работу, стимулирующую познавательную деятельность, по сравнению с другими вариантами тюремного труда, и в то же время представляет финский язык в революции ИИ.
Лехтиниеми опасается, что без подобных инициатив неанглийские языки окажутся заблокированными в новом поколении технологий. Умные дикторы по-прежнему с трудом понимают финские диалекты. “Не все финны хорошо говорят по-английски, поэтому существует потребность и в таких локальных формах маркировки данных”, – говорит Лехтиниеми. Metroc – не единственная компания, которой приходится творчески подходить к поиску финских данных. В 2011 году национальная библиотека создала игру, чтобы побудить добровольцев помочь оцифровать ее архив. В 2020 году вещательная компания YLE совместно с Хельсинским университетом и государственной компанией развития VAKE попросила добровольцев предоставить записи, на которых они говорят по-фински.
В Финляндии есть ощущение, что проект “Тюрьма” – это только начало. Некоторые опасаются, что он может создать прецедент, который позволит внедрить в тюрьмах более спорные виды маркировки данных, например, модерацию насильственного контента. “Даже если данные, которые маркируются в Финляндии, сейчас не вызывают споров, мы должны думать о прецеденте, который это создает”, – говорит Тох. “Что помешает компаниям передать маркировку данных травмирующего и нежелательного содержания людям в тюрьмах, особенно если они видят в них неиспользуемый трудовой ресурс?”
Неясно также, могут ли условия труда в финских тюрьмах, которые, как известно, ориентированы на реабилитацию, быть воспроизведены в других странах с менее прогрессивным подходом к правосудию. В США, по данным группы по защите гражданских прав ACLU, 76% заключенных отмечают, что труд в тюрьмах является обязательным. “Тюремная система в США очень и очень отличается от той, что существует в Финляндии или скандинавских странах. Это совершенно другая идея”, – говорит Расила. “В Финляндии вокруг проекта царит исключительно позитивная атмосфера, потому что все понимают, что это очень добровольное дело”.
Компании, работающие в области ИИ, будут нуждаться в еще большем количестве специалистов по обработке данных, что вынуждает их искать все более необычную рабочую силу, чтобы идти в ногу со временем. По мере того как Metroc планирует расширять свою деятельность по всей Северной Европе и переводить ее на другие языки, кроме финского, Вирнала рассматривает возможность распространения проекта “Тюремный труд” на другие страны. “Это то, что мы должны изучить”, – говорит он.
